Тридцатисемилетний рубеж

Трилогия
Мысли внаброс




Тридцатисемилетний рубеж


Тридцатисемилетний рубеж

Эпизод принадлежит временам, когда социальную психологию на психфаке Института молодежи нам читал Журавлев Анатолий Лактионович. В памяти осталось: первая пара осеннего семестра (всегда темно за окнами), аудитория во втором учебном корпусе - и наш поток, почти сплошь из девчонок. «У психологии женское лицо», - замечал Журавлев еще в сентябре, оглядев доставшихся ему второкурсников. В ту же лекцию взволновало, врезавшись в память, следующее: «Объяснений этому нет, это - статистика, но пик смертности творческих людей приходится на тридцать семь лет их жизни», - и Журавлев лишь подчеркнул, что речь идет именно о творческих людях. «Сам я этот рубеж уже перешагнул», - задумчиво добавил он. «Кто кончил жизнь трагически - тот истинный поэт, / А если в точный срок - так в полной мере», - тотчас припомнили мы, - на что Анатолий Лактионович подтвердил: «Да, действительно, Высоцкий спел песню - и сам погиб в сорок два, - а на сорок два по той же статистике приходится второй пик смертности, и лишь не такой высокий». Тогда-то с заднего ряда и донесся тоненький девичий голосок: «Скажите, а женщины этому тоже подвержены?» - «Ха-а!» - дружным смехом грянула аудитория, улыбнулся и Журавлев. «Нет, девчонки, - сказал он, - живите спокойно: женщины этому не подвержены».

Объяснить феномен тридцатисемилетнего рубежа оказывается действительно непросто, и, пожалуй, немногое из вразумительного, могущее прозвучать относительно данной статистики, есть гипотеза организменной модели устройства социума. Так, подверженные смертности в критические рубежи люди принадлежат особой социальной ткани, невнятной нашим возможностям познания, но очевидной взгляду из иного измерения. Подобным образом клетки человеческого организма четко дифференцированы по срокам продолжительности жизни, - и эритроциты, клетки кровяной ткани, живут порядка тридцати дней, в то время как нейроны, клетки нервной ткани, "не восстанавливаются", в пределе проживая жизнь, равную жизни человека. И здесь, возможно, уместна метафора: представьте, большая-пребольшая клумба, где растут всевозможные и травы, и цветы, - и окажись у каждого растения способность связи с иным, ему подобным, для него, растения, вовек осталось бы неведомым, почему в определенный срок жизни распустившийся и полный жизненных сил цветок вдруг исчезает из поля его восприятия, а окружающие травы продолжают жить до самых холодов.

2006, лето


Термин таксономии